Случай

Содержание

СЛУЧАЙ (от греч. tyche)

Наступление непредвиденного, непредполагаемого события и особенно, его не предусмотренное заранее совпадение с другими событиями. То, что часто изображается как случай, вообще говоря, есть цепь непознанных или недостаточно хорошо познанных причин и следствий…

СЛУЧАЙ

 Каждый год, на исходе октября, мы с друзьями ездим на рыбалку. В ибеня, к медведям, окуньков половить. В Томскую волость, как правило. Ездили. До этого случая.

  Нас в тот раз четверо было - Я, Лысый, Миха и Леха. Два экипажа – две машины и две лодки.

  Планирование поездки осуществлялось сильно заранее, и под моим чутким руководством. Были учтены все возможные неблагоприятные сценарии и неожиданности – на этот случай я взял разные таблетки от неожиданностей и пластырь, а ружья и патроны взяли пацаны.

  И вот час ХЭ настал. Грузим снаряжение, мешки, бочки, коробочки, удочки и разнокалиберные боеприпасы. Лысый припер чугунную сковороду полметра в поперечнике - гурман, мля. 50 литров бензина на каждую лодку и 16 литров водки на всех. Пять дней все-таки. 16/5/4=0,8 литра в одно человеко-лицо-день. Я переживаю, что не хватит. Переживаю шибко – друзья успокаивают коньяком. Наконец меня и вещи погрузили, и наш караван двинулся в путь. Впереди 900 верст дорожного разнообразия, верные друзья и два ведра водки. Что может пойти не так?

  Да ÕÕÕÕ все! Все может пойти не так, и не туда, если хоть на минуту отпустить вожжи авторитарного управления и позволить гидре демократии поднять голову…  А че это я? Это все потом, а пока в приподнятом настроении мы едем в направлении норд-норд-ост.    

  Вблизи Белого яра из придорожного пейзажа высунулся сохатый с преступным намерением перейти дорогу в неположенном месте, еще молодой, со смешными пеньками вместо рогов, но завидев два внушительных черных пикапа, в кузовах которых еще как раз было немного места, ломанулся обратно, унося на длинных ногах нашу парную печень и чудесный отварной язык. Жаль, красивое сука животное.

-День первый-

  Утром, хрустя свежей изморозью и печеньками, попили чаю и двинулись дальше. Ехать оставалось совсем немного, и с рассветом мы были уже в деревне. Деревня эта крайняя и дорог дальше нету.

  Еще надо было заехать к егерю, взять путевки на дичь, и где то оставить машины. Егерь оказался мужик дельный, рассказал, куда ехать, где лучше встать. Выписал путевки на тетерева, на просьбу выписать рябчиков удивленно поднял бровь – «стреляйте сколь хотите, если патронов не жалко». На кудябликов путевку спрашивать постеснялись.

  На пристани, пока парни таскали шмурдяк, я печеньками подманивал шальную лайку. Какая-никакая, а собака в походе это вещь – и погавкает если надо, и спать с ней теплее, и поговорить есть с кем, опять же вдруг тушенка кончится. Псина охотно жрала печеньки, но с нами ехать не хотела. Видать не такая и дурная. Накачались, загрузились, поехали. Здесь местное население, расстояние по речке меряет не километрами, а песками. Пески - это характерные песчаные наносы на определенных излучинах реки. Встречаются регулярно через 3-5 км. Значит, через два песка остановились – Лысый предложил выпить, я периодически отказывался, к смене погоды у меня разболелась голова. Усукаблять не хотелось (я правильно слово написал?). Так через каждые два песка останавливались, пока не добрались до старого места. Здесь мы уже были в прошлом году. Высокий песок на входе в старицу, много дров, удобная парковка, перспективные места… Внутренний голос шептал, - «оставайся, тут будет хорошо…», но нездоровый дух авантюризма моих товарищей и мигрень заглушали этот голос – он становился слабее, переходил на французский, каггтавил…  Я сдался напрасно – это и была точка невозврата. Демократия победила, и наш бронепоезд помчался под откос.

  Еще через пять песков обозначился вход в протоку – это о ней говорил нам егерь - мол, избушка, рыба, дичь, все дела. Мне протока сразу не понравилось. И хотя внутренний голос со мной больше не разговаривал, интуиция и логика все еще общались – поздняя осень и падающая вода согнали добрую рыбу на большую воду.  А друзья хотели в дом, к теплу - слабаки, не понятно как пережившие наше геологическое прошлое. Протока, сначала не уступавшая своей шириной Кети, становилась все уже, местами мельчая так, что и в мелководном режиме винты скребли дно. То Лысому, то Михе, а то и обоим сразу приходилось раскатывать болотники и тащить лодку волоком, я то не мог - я в кроссовках. И вообще это была не моя идея. Мне же приходилось искусно управлять экипажем, используя разнообразные эпитеты, новые формообразования старых слов, направляя тягловую силу, да так чтоб не повторятся, да чтоб задорно, это знаете ли, не каждый сможет. В общем, мне было особенно трудно. Так понемногу, мы добрались до избушки…

  Избушка, стояла на увале, поросшем неохватными соснами и елями с южной стороны, с северной же, обрезанном обширной согрой с болотиной. К тихой воде спускались рябины, калина и краснотал. Некоторые живописцы могли бы отдать левое ухо за такой плэнер, но я свой мольберт оставил дома, и потому не разделял восторгов сотоварищей. К тому же слухи о необитаемости избушки были сильно преувеличены…

  Под берегом стояла потрепанная «казанка» с «вихрем» без колпака, а на взгорке три фигуры в тревожном состоянии души. Местные мужики, их можно понять, не ждали печали, заготавливали рыбку к зиме, перебирали сети. Незнакомцы в тайге - это лотерея в которой ты не участвовал, но можешь проиграть. В этот раз мужикам не повезло. Приветственный подъем открытой ладони вверх, знакомство. Перед нами были два Сереги - Серега Старый, Серега Длинный и Саня – Саня прикольный, все местные. Это не фамилии, это моя система маркеров чтоб чего не спутать. Пара фраз о рыбалке, погоде и ночлеге. Без особого энтузиазма нас пригласили в дом.

  В избе было тепло, светло и пока опрятно. Нормальная каменная печь протоплена и побелена. Четыре панцирных кровати по стенам, стол, лавки. Лысый достал из кармана 3-х литровку – «Ну что, за знакомство?»

Сереги в тот же миг преисполнились северным гостеприимством, позвали за стол, предложили откушать, солений, варений, в том числе ухи по-остяцки. Я вообще был не голоден, наши как-то постеснялись. Вот кстати рецепт этой ухи:

-Окунь, чебак и прочая перхоть в живорыбном виде засыпаются в котел с кипящей водой;

-Чистить, мыть и потрошить нельзя. Мормыш и мотыль, которыми набита рыба, дают аутентичный бульон, наполненный целебной природной силой, а слизь – нужную консистенцию.

-Варить до характерного зеленовато-коричневого оттенка.

-Можно посолить (но это уже для гурманов). Получается, практически Буйабес.

-Подавать пленным французам, под Москвой, где то в 1812 году.

  Через время и некоторое количество тостов, я, сославшись на головную боль, пошел в баню. Буквально. Тупо спать. Башка болела адски. Почему в баню? Да потому что 4 койки на семерых не делятся. Баня была непрезентабельная, с земляным полом и кривой ржавой печкой. Но был полок. Этого достаточно. Вообще-то, здесь ночевать нельзя. После полуночи баня находится в безграничном владении банника – родственника домового, сиречь – нечистой силы, а он не любит чужаков и может чего учудить. Но с ним можно договориться – печенька и конфетка, да доброе слово, и банник, будет охранять твой сон, лучше алабая – не многие об этом знают. Спальник потихоньку грел, боль отступала, и морфей спускался на мягких совиных крылах. Во сне ли, иль сквозь него слышалось – «Помогите…помогите…» Сон у меня чуткий. Я посмотрел на часы - G-Shok и внутренний хронометр не врали - 12:30 АМ. Нешто банник шутит? Прислушался снова – «замерзаааю… помогииите..». Звук доносился с юго-запада от северного угла избы – это уже включился внутренний компас. А че вы хотели – профессиональная деформация, геология. В спальнике тепло и вылезать совсем не охота. Тут заговорила логика – при температуре -2 С, время полной гипотермии взрослого человека с учетом поправки на алкоголь составляет не менее 4 часов… Царица наук добавила - 12:30+4:00=04:30. Не спать до пол пятого? Да ну, на! Вооруженный полным комплектом бортовой телеметрии я встал, обул кроссовки, взял аварийный фонарь, на всякий случай проверил нож – и вышел. Как же ÕÕÕÕÕ холодно. Подошел к избе. Не, я конечно всякое видел… Но здесь, на крыльце в замкнутом цикле циркуляции, на четвереньках, неловко ползал Серега Старый, и все бы ни чего, но встретиться с дверной ручкой ему было явно не судьба, тем более, что ползал он против часовой стрелки. Ручка была существенно выше. Я закурил. В небе небрежными россыпями алмазов сверкали многие звезды, млечный путь был так ярок и так близок, вот только большая медведица была не на месте. Всего 4 широты к северу, а звезды не сходятся. И эта тишина… Только здесь эта тишина звенит в ушах. Если б еще Серега не стучал костями по крыльцу… Ах да, Серега. Я посветил фонариком на дверь – Серега, завидев луч надежды прянул вперед и врезался башкой в косяк - хрустнул иней на черных курчавых волосах, я посветил чуть в сторону, он обломал морозную седину с другой стороны прически.

Это как играть с кошкой и солнечным зайчиком. Только с кошкой смешно, а Серега немного тормозит.

  Я чуть подвинул Серегу, открыл дверь, посветил в смердящее нутро избы и Серега пополз, пополз на свет. Я всегда знал, что люди тянутся к свету. Серега прижался к теплому боку печки и затих. На дальней кровати лежали трое наших, еще на одной Саня и Серега Длинный. Сереге Старому кровать была уже не нужна, четвертая койка стояла под покрывалом как для меня специально. Но я ж разведчик, пусть и геологический. А настоящий разведчик должен держать голову в холоде. Проверил печку - угли почти прогорели, вьюшка открыта, значит все в порядке. По плотнее прикрыл дверь, чтоб не расползлись, и пошел к себе.

-День второй-

  Я проснулся от стука топора, это Миха рубил сушину, наверное, намекая на что-то. Мишаня человек неординарный. Он как бы еврей по национальности, но таки скажу я вам не правильный. Наверное, в детстве его пару раз уронили об косяк. По другому объяснить тот факт, что ни одно еврейское клише к нему не подходит, я не смог. Например, если надо скинуться, он первый достает кошелек, замечу, свой кошелек! Не торгуется. На жисть не жалуется. Если надо тащить бревно – он тащит, надо копать яму - копает. Охотно готовит, сам ест мало, в любом походе – человек незаменимый. Но сука, топор ему лучше не давать.

  Пришлось вылезать из спальника, этот лесоруб сам не успокоится. Миха уже развел костерок и грел чайник. Во второй трехлитровке еще немного было, чайник вскипел, и мы стали завтракать.

  Скрипнула дверь, и из избы пригнувшись, вышел Лысый. Ему постоянно приходится пригибаться. С ростом 185 и весом 120, вообще сложно быть изящным и грациозным. Он и не старается. Потому водку пьет стаканами и занюхивает рукавом. Человек он в целом положительный, но неудобный. В том смысле, что если его положить – то лежит не ерзает, но если момент упущен, то не удобно, не удобно тащить подбитый танк, если нет другого танка. А мы с Мишаней ни разу не танки. А подбивают Лысого регулярно.

Лысый обозрел окрестности и, завидев нас с Михой улыбнулся. Ну как улыбнулся, вот например дорожный знак «въезд запрещен», в сравнении с улыбкой Лысого выглядит как «добро пожаловать». Его улыбкой можно снизить уровень преступности в небольшом уездном городке. Или отгонять сомалийских пиратов от танкера. Но мы-то давно привыкли.

  Лысый пришагал к костру, прилег, прихлебнул половину Михиного кофе и закурил. Все молчали. Сакральная тишина осеннего утра не располагала к суете и шуму. Внезапно Лысый напрягся и уставился куда-то в недра согры. Взгляд его постепенно наполнялся сознанием. Затем, с легкостью гимназистки, он вспорхнул и убежал в дом, сломав на крыльце пару ступенек и чуть помяв притолоку. Мы промолчали каждый о своем, но вслух говорить всякую херню про друзей у нас как-то не принято.

  Лысый вновь появился на крыльце уже через минуту, и даже не похмелившись, схватил свою двадцатку, опоясался патронташем, и так запросто, не перекрестившись и без благословления, шагнул в угрюмое чрево согры. Язычник, че с него возьмешь. Еще долго тишину морозного утра разрывал треск дурнолесья и надрывный кашель курильщика с 30-ти летним стажем и утренним перегаром. Казалось, даже кишечные палочки должны были бежать в Аргентину, но нет, вскоре раздалась беспорядочная стрельба….

  Мы живо обсудили возможные причины вооруженного конфликта – я предположил, что Лысый гоняет зеленых чертей, Миха считал, что наш корефан вступил в очередной контакт с инопланетянами. Идея идти на подмогу была мною отвергнута сразу, ведь охотничек мог запросто спутать нас с пресловутыми чертями, тем более, что с утра мы не сильно и отличались. Поскольку утренняя перестрелка из дробовиков не входила в культурную программу дня – коллегиально решено было переждать. Переждать было с чем. Валяясь у костерка, мы попивали кофе и закусывали вкусными ништяками из армейского сухпайка. Курили, ржали над Лысым. Вскоре он появился – счастливый и гордый, из кармана необъятной куртки достал битого рябчика. Скромная улыбка победителя блуждала на помятом лице. В его лапе рябчик смотрелся сиротливо как блоха на жопе слона. Зато легенда была впечатляющая – коварная птица уходила от преследования то пешим ходом, то на крыле, путая следы, маскируясь на сложном рельефе, только что тепловые ловушки не скидывала. Но верный выстрел положил конец погоне.

  Добытчик явно ожидал аплодисментов и чепчиков в голубом небе, но я деликатно усомнился в достоверности истории, указав на ряд логических противоречий и нестыковок:

  – «С таким тремором ты мог застрелить рябчика только при условии, что стая пернатых, в пешем построении «свиньей», количеством не менее батальона, предприняла дерзкую психическую атаку»- заметил я.

 - «Да че там, 8 стволов и все небо в попугаях…» - поддержал Миха.

Лысый опрокинул полстакана и закусил сигаретой  - «Да пошли вы…». Наш друг от природы не многословен. Обидеть охотника может каждый.

  Вдруг, из ниоткуда материализовался Леха… Надо сказать, что Алексей человек уникальный, и если бы он жил например в Америке, кинокомпания Marvel, давно б уже сняла про него супер геройское кино, с приквелом и сиквелом, наверное, а может и сериал. Нет, Леха не выделял паутину и не плевался кислотой, он вообще не разбрасывался – у него другая способность - всегда появляться там, где появляется еда! А если к еде прилагалась водка, то явление Лехи было стремительно и неотвратимо, как явление американской демократии в нефтеносных районах ближнего востока. Леха бахнул свои полстакана и поинтересовался на счет позавтракать. Узрев дичь, он не стал оригинальничать и сразу предложил ее сожрать. Что за пошлость – ей Богу! Безо всяких прелюдий Леха сдернул шкурку вместе с перьями и даже частично внутренностями. Бросил растерзанный трупик в котел и начал варить. Осенний рябчик конечно жирный, но на 7 мужиков… По итогу вышло алаверды Томичам, рябчик по-остяцки. Та же бурда, того же цвета, только с птичкой посередине. Я снова решил не рисковать, хоть  таблетки от внезапностей еще были.

  Видимо почуяв алаверды, начали выходить на свет божий Сереги и Саня. Будь я добрым человеком, мне бы их стало жалко. Серега Старый увидел две пустые трехлитровки и постарел еще на десять лет.

–«А у вас совсем ничего не осталось?» - угасая на глазах, спросил он.

- «Ща посмотрим» - Лысый спустился с увала, к так и не разгруженным лодкам, мучительно долго рылся среди баулов, рюкзаков, коробок. Наконец он разогнулся, и в руках его была сверкающая, новенькая, совершенно полная трехлитровка.

-оооООО! – сказал Серега Старый

-ОООооо! – сказал Серега Длинный

- А поменьше нет? –  обреченно выдохнул Саня.

Я впервые в естественной среде наблюдал явление этического дуализма. Уже ради этого стоило проехать тыщу верст. Одновременное осознание того факта, что все еще есть, и того факта, что всего что есть слишком много, и ни чего хорошего из этого не выйдет, равно как и совершенная невозможность отказаться от этого всего – рождали сложные эмоции и внутреннюю борьбу противоречий. Борьбу конечно бесполезную и недолгую.

Томские сдались, а наши поддержали как могли. А наши-то могли…

  Горел костер, трехлитровки отлетали как стреляные гильзы на стенде, под рассказы о седых окунях, о щуках, не умещающихся в подводу, о нашествии лосей и волках, между кратким сибирскими тостами, типа «Будем», «Ну аха» и «Хуууу»… Местный фольклор всегда неказист и независимо от удаленности экватора, включает стандартный набор сюжетов, меняются лишь второстепенные персонажи, где то это будет леопард, где то полярный медведь, но, в конце концов, главный герой – Бонгани Гвандоя или Уйгу Быйан, последним патроном, заточкой или голыми руками сразит ужасное чудище наповал. Я немного скучал. Все это я уже слышал многократно, в разных уголках нашей необъятной Родины, а в некоторых историях и сам участвовал. Почему же местные считают нас городских, ушлепками, не способными отличить выхухоль от нахухоли или тем более похухоли? Обидно!

  Тем временем, солнце уже миновало зенит, и спешило спрятаться, где то в капиталистическом полушарии. Участники алкомарафона постепенно сходили с дистанции - Сашка захворал сердцем, Серега Длинный и Старый пошли его проводить, да так и не вернулись назад. Лысый и Леха тихонько бухтели о чем то своем.

  Мне было совсем скучно, вечер и легкая осенняя депрессия грозили перерасти в глубокий декаданс со всеми вытекающими. Мишаня, тонко чувствуя ситуацию, предложил пойти на охоту. На рябчиков. Развеяться, отвлечься, подышать. Внутренний голос предательски молчал. Я плохого не подумал и взял 20-ку Лысого. Четыре дробовых патрона положил в левый карман, и пару с картечью в правый. Надо было подумать хорошо и взять 12-ый Лехин, у него боекомплект разнообразный.

  Неспешно, мы зашагали по звериной тропе мимо навеса, мимо древнего обласка, мимо сральника и бани…

«Мимо ристалищ, капищ,

мимо храмов и баров,

мимо шикарных кладбищ,

мимо больших базаров,

мира и горя мимо,

мимо Мекки и Рима,

синим солнцем палимы,

идут по земле пилигримы….»

  Вспомнился че-то Бродский. Навеяло… Хорошо ему там, в эмиграции на Бродвее было стишки писать, а нам тут в первобытном лесу, где по рассказам местных до сих пор встречаются не крупные мамонты, надо как-то выживать. Да еще в эту дурацкую дудку свистеть. Завлекать рябчиков. Я старательно свистел, подбирая Марсельезу, но рябчики не спешили на встречу, хотя повсюду были видны следы их жизнедеятельности – вот выкорчеванный пень, вот свеже-разрытый муравейник. Очевидно, рябчики отъедаются к зиме, копят жирок, чтобы пережить суровые северные морозы. Наш оптимизм усиливался по мере продвижения вглубь тайги, а кучи свежего помета, которые я перепрыгивал, а Мишаня обходил (в болотниках трудно прыгать), не оставляли сомнений, что встреча с ужином вот-вот состоится. Я даже свистеть перестал. И тут, слева в кустах что-то фыркнуло или ухнуло, это и не звук как-бы, это не слышишь, а ощущаешь спинным мозгом, поднятыми волосками на хребте и затылке. Метафизика, в общем. Метафизику эту мы почувствовали одновременно и замерли.

  Мне показалось, что Миха даже чуть-чуть гавкнул от неожиданности… Или не показалось… Ну может не совсем гавкнул. Не говоря ни слова, даже не переглядываясь, мы разом разломили стволы – Мишаня перезарядился на пули, я на картечь. Рябчик ожидался крупненький. Постояли. Я еще подумал, что при такой густоте подлеска, и видимости в 20 метров, перезарядиться второй раз мы полюбому не успеем, поэтому рекомендовал Михе, шмальнуть в воздух разок-другой пока я пасу поляну. Миха шмальнул и перезарядился со скоростью АК. Мы подождали не много, затем еще немного. Закурили. Поворачиваться спиной к рябчику откровенно не хотелось.

  Почему то вспомнился фильм со Шварцем, «Хищник» называется. Там главный герой с шестиствольным пулеметом выкашивает подозрительный участок джунглей. И хотя в итоге их там все равно всех съели, мне сейчас очень хотелось такой пулемет. Даже больше чем водки.

  Но пулемета не было. Водки тоже. А делать что-то надо. Мы тихонько посовещались и подумали что это, наверное, не рябчик, а гораздо хуже. Но вот так сразу, давать заднюю, как-то несолидно - мы ж охотники, а Миха вообще был в тельняшке! Решено было идти вперед, до победного, не хотелось думать - конца. Мы и пошли. Я не свистел, Миха по сторонам смотрел. С километр еще прошли, когда уже справа та же самая метафизика случилась. То ли рыкнуло, то ли фыркнуло. Мы снова постояли-подождали-покурили, и подумали, что вечерний выход рябчика уже вряд ли случиться. Да и лицензию на эту ценную птичку нам не дали. И холодает к тому же. Решили возвращаться, не дожидаясь третьего свистка.

   Миху я пустил вперед… Не то чтобы он нюхал или слышал хорошо, нет, конечно. Просто настоящий друг всегда прикроет спину. А в кроссовках я все равно бегаю быстрее, чем он в болотниках.

  Проходя мимо бани, сральника, обласка, я, наконец, поставил на предохранитель ружье. У того же костерка, наши спортсмены уверено шли к финишу – Лысый и Леха покачиваясь чокнулись и разом опрокинули по полстакана…  Упали они почти одновременно, Лысый на секунду позже, но он и длиннее. Если бы наши парни выступали на Олимпиаде с синхронными прыжками в воду, то наверняка бы заработали серебро. Но их приняла земля, суровая, уже застывшая в кость мать-сыра-земля. Могли бы заработать сотрясение, но это был бы нонсенс.

  Из избушки отчетливо раздавалась тишина, Томичи отдыхали. Они вообще мало вовлечены в процесс рыбалки. Сегодня даже сети не проверяли. А нет, проверяли - в коробе шевелилось несколько закилошных щурогаек.

  Пока я за обласком переживал эпическую встречу с рябчиком, Миха замутил Хе из щук, он почистил и нашинковал рыбу, засыпал корейской бурдой из пакетика и поставил в ведро. К утренней звезде, сказал должно поспеть. Лысый к тому моменту стал совершенно положительным персонажем, а Леха просто исчез – видимо где-то появилась еда.

  Сегодняшний вечер был мало отличим от сегодняшнего утра, тот же костерок и мы с Михой все так же молчим, щурясь на языки пламени. Когда знаешь человека четверть века, то особой нужды в разговорной форме общения уже нет. Достаточно взгляда. Да что там взгляда, можно просто более выразительно промолчать. Вот и сейчас, Мишаня безошибочно расшифровал нависшую тишину, и, не отрывая взгляда от мерцающих углей, достал из под туши Лысого слегка помятую трехлитровку… Я не пессимист, и уж точно не оптимист, поэтому не оперирую понятиями, наполовину полная или наполовину пустая. 1,5 литра – это не хорошо и не плохо – это просто факт. Вот с этим фактом мы и коротали вечер. Когда уже совсем стемнело, вышел Саня, он сильно страдал сердцем, поэтому от предложения выпить отказался категорически, но никакой другой жидкости для «запить таблеточку от сердца» у нас не было. Саня немного повеселел и поведал о медведице, которая тут уже много лет живет. Приличная, мол, не безобразничает, к людям не пристает и ее ни кто не трогает. А утром ÕÕÕÕÕ, сказать нельзя было?! Саня запил еще таблеточку-другую и пошел спать.

  Ближе к полуночи пришел Серега Старый, рассказывал про суровый быт сибирской деревни, паленый бензин, сложности с выпиливанием леса, неурожай ореха, допил водку и прихватив Лысого тоже ушел. Мы подождали пока догорит костер и пустая трехлитровка, и проводили Миху в дом. Я дважды пересчитал количество ног. Вроде все. Печку тоже проверил.

  В бане темно и холодно, но пар изо рта видно хорошо. Люблю спать в прохладе. Это кстати, целое искусство, так устроиться в спальнике, чтобы сохранить тепло и нос не отморозить.

-День третий-

  Предчувствие меня не обмануло. Ведро, вчера еще набитое деликатесным блюдом корейской народной кухни было пустое. От слова совсем. На дне плавали маринованные колечки лука и крах всех надежд. Надо было забрать ведро в баню, или хоть растяжку поставить. А теперь чем завтракать? Непринужденный утренний допрос с пристрастием показал следующее:

- Миха - он не мог столько съесть, выпить мог - съесть нет.

- Лысый по ночам твердую пищу не употребляет, да он и днем забывает закусывать.

- Леха клялся, что когда выходил ночью, то видал здоровенную такую лису, с такой наглой, хитрой мордой.

- Томские не выходили, они вообще пока ходить не могут и не ясно когда пойдут.

Наверное, всё-таки лиса… Лисы они такие…

  В общем, есть нечего, да и трёхлитровка осталась последняя. Конечно, в лодке лежала гермобочка набитая всякой снедью, но спускаться вниз, растрачивая бесценные калории ни кто не хотел. Поэтому закусывали пресными галетами с яблочным повидлом из арамейского сухпайка. Завтрак проходил в обстановке далекой от праздничной. Ближе к обеду всем немного полегчало. Даже Томичам. Сереги вышли, и не вдруг было понятно кто из них Старый, а который Длинный. Жизнь никого не щадит. Пить они не хотели, вернее не могли. Отводя взгляд, Сереги стали неловко намекать, что там, выше по протоке есть еще одна избушка, абсолютно пустая и гораздо лучше этой, и рыбы там много и рябчиков полно, а медведей совсем нету. А им надо рыбу заготавливать, а времени и здоровья почти не осталось…

  Когда я сказал, что эта трехлитровка последняя, и завтра мы уедем домой, Сереги обрадовались так, будто я сообщил им, что ихних тёщ посадили пожизненно в Гуантанамо. У мужиков появилась надежда. Надежда выжить, вернуться домой, может быть начать новую жизнь…

  Томичи уговорам не поддались и занялись делами по хозяйству, пытаясь наверстать время, а наши продолжили отдыхать. На старые дрожжи, да без путевой закуски, отдых подействовал быстро, и вскоре вокруг костра безмятежно дремали мои друзья. Мне же никогда не удается вот так, отбросив всякие сомнения и даже инстинкт самосохранения, валяться посреди тайги как на диване. Какой-то защитный механизм, как наглухо приваренный предохранитель не дает расслабиться – упасть на дно колодца. В кругу друзей я был опять один. Скука, хандра, сплин…

  Серега Длинный – добрая душа, приметив мое пораженческое настроение, позвал порыбачить... С четырнадцатой попытки вихрь завелся и, чадя паленым бензином, тронул лодку от берега. Серега ловко обруливал сетки, даже не поднимая мотор. Через триста метров у неприметной коряжки остановились, к ней и привязались. Серега достал спиннинг…Спиннинг этот видал лучшие времена, и времена эти были где-то в мезозойском периоде. Это я как геолог говорю. Судя по осадочным породам в виде наслоений изоленты. Катушка и вовсе застала агонию динозавров. На увесистой головке криво висел 2-х дюймовый твистер цвета надежды. Все это безобразие глубоко ранило мое чувство прекрасного, однако никак не мешало Сереге исправно вынимать окуней.    

  Мой CD Extrasens ручной сборки с титановыми кольцами и невероятными кракелюр-деколями, имитирующими раскаленную лаву Везувия, ничем не превосходил Серегин экспонат из музея палеонтологии. Впрочем, рыбалкой этот процесс можно было назвать лишь условно. Окунь категорически не желал совершать телодвижения – воблер, вертушка и классический джиг его не интересовали. Только в отвес  – макнул приманку за борт, качнул раз, другой, и вот он – окунь. Некрупный 250-300 грамм, реже до полкило, еще реже - щурогайки в районе килограмма. Такая рыбалка меня не радует – нет простора для эксперимента, нет трепетного ожидания поклевки, да и перспектив укрупниться тоже. Промысел, однако. Я понимал, что Сереге не важен размер, да и спортивная составляющая неважна, ему просто нужен корм для собак, ведь в деревнях собак – «педигрипалом» не кормят. В две палки мы быстро закидали короб, и я сказал – поехали.

  В лагере все по-прежнему – потухший костер, тела падших товарищей… Стоп! Михи нет! Пока я продумывал план поисковых мероприятий, и геноцида томских медведей, случилось чудо - из ельника явилась пропажа, с ружьем, в тельняшке, в болотниках. Чудо ходило за рябчиками, не усвоив вчерашний урок. Я как всегда вежливо и доходчиво стал объяснять правила хождения в медвежьих углах. Чудо внимательно слушало, глядя искренними голубыми глазами, хлопая белобрысыми ресницами. На Миху невозможно долго злиться.

  Вечерело. Погода менялась… Небо было все еще глубоким и прозрачным, но в бирюзу небесного свода уже понемногу просачивалась серая дымка, словно только что написанную акварель, положили под пыльное стекло. Атмосферное давление падало как сбитый «боинг» вместе с настроением коллектива. Поскольку все трехлитровки действительно кончились, вечерние посиделки у костра напоминали тризну вурдалаков. Миха попытался всех взбодрить и исполнил, что-то про черного ворона, но слух, голос и здоровье его подводили через ноту. Печальные завывания под аранжировку кашлем Лысого и кряхтеньем Лехи, могли довести до суицида даже лешего, и  вскоре наша рыболовно-охотничья артель, полностью утратив боевой дух, расползлась по углам.

  Еще, какое то время, я подкидывал ветки в костер, уже ни о чем не думая, уже не сожалея, ни на что не надеясь. Шарлатаны-психологи утверждают, что это и есть заключительная, пятая стадия – принятие неизбежного… Да хер-то там! Я бы принял неизбежное, да только неизбежное кончилось... Все, все, что было рассчитано на пять дней – выжрато за три! Это как лозунг из далекого СССР – «Пятилетку за три года!» Вот мы бы так работали лучше…

-День четвертый-

Хмурым это утро мог назвать только оптимист-радикал. Таким может быть утро в аду, в понедельник, когда приняли сухой закон, а последнего бутлегера сварили в котле еще в пятницу. Коллектив наш износился, обтрепался, израсходовался…

  За ночь Миха изрядно оброс белесой щетиной, а темные круги под глазами делали его похожим на опоссума, грустного, старого опоссума. Лысый, кутаясь в куртку, напоминающую танковую накидку, трясся и кашлял так, что с елок сыпались шишки вперемешку с белками. Леха просил положить ему кофе в кружку – сам он не мог попасть ложкой в банку. Я, похоже, ночью принял буддизм и стал живым воплощением Конфуция - мне было все похер…

  В течение нескольких следующих часов проходили стремительные сборы. Хорошо еще, что мы из лодок так ничего и не выгрузили кроме водки. Но Лысый все равно где-то потерял сковородку. К обеду мы, наконец, собрались.

  Томские вышли провожать всей толпой - улыбались, крепко жали руки, звали обязательно приезжать еще. Просили предупреждать заранее, если поедем, наверное, чтобы успеть запалить деревню и всем колхозом уйти в тундру. Суетясь и мешая друг другу, оттолкнули наши лодки от берега. Заурчали движки и потянули домой.

  Я не оборачивался, не махал платочком, но спиной чувствовал, как Сереги истово крестились, а Саня трижды сплюнул через левое плечо. Как то нехорошо с мужиками вышло…

  Дорога назад была предсказуемо трудней и дольше. Когда едешь за туманом и за запахом тайги, верстовые столбы мелькают чаще и веселей – их подгоняет надежда, и радостное ожидание чуда, а когда возвращаешься обратно – обломки веры в человечество, и глубокое поражение печени тянут на дно упадка и хандры.

  Вода в протоке упала, и хотя лодка стала на 16 литров легче, это не компенсировало потерю тягловой мощности моих отдохнувших друзей на волоках. Смотреть на унылые силуэты Лысого и Михи надоело - от монотонного раскачивания их согбенных спин, и чавканья грязи под болотниками меня мутило. Я устроился поудобнее между мешков с невостребованным шмурдяком, устремил взор в свинцовое небо и стал думать о вечном - о необходимости введения поправочного коэффициента в формулу расчета алкоголя.

Например, коэффициент;

-на неблагоприятную погоду -1,2

-на внезапную встречу с незнакомцами -1,4

-на встречу с недружественным медведем - 3,0.

Все это разделить на число Пи (а куда без этого волшебного числа?). Да, пожалуй, запатентую идейку, стартап открою, бабла заработаю и куплю себе шестиствольный пулемет…

  Проснулся я, когда снова затарахтели моторы, это мы, наконец, выбрались на большую воду. Шестой час времени, скоро сумерки, а до деревни еще пару часов ходу. Идти в полной темноте по Кети не вариант – речка с характером и дураков не любит, а значит нужно где то остановиться.  И вот мы на том самом песке, где я поссорился с внутренним голосом, где победила демократия, где все пошло под откос…

  Сразу за песком, в глубине старицы обозначилась избушка – маленькая, но уютная, на сухом берегу, пустая. Чертов голос был трижды прав. В сумерках допили фляжку коньяка, которую заныкал на самый крайний случай предусмотрительный и хозяйственный Мишаня. Все-таки есть в нем что-то еврейское, что-то очень хорошее! Но хорошего у Михи было не так много, поэтому спать мы легли рано.

-День пятый-

Проснулись мы тоже рано. Небо было грязно-серым и с него хлопьями валился липкий снег. Порывистый ветер норовил вырвать из стынущих пальцев сигарету. Настроение было точно такое-же. Полная, ÕÕÕÕÕ гармония…

  Лысый достал из лодки вязанку спинингов. Решил отметиться и выполнить программу минимум. У него бывает такое - приступы энтузиазма спровоцированные поздним раскаянием за содеянное. Ну, похмелье штука тонкая и каждый борется как умеет. С первой попытки собрать мудреную снасть, конечно, не получилось, тем более что сложно собрать двухчастный спиннинг, когда он стал вдруг трехчастным. Трудности перевозки - бывает. Со второй попытки все получилось, правда, это был уже запасной спиннинг, точно такой же, как и первый Blu Rapid МН. Весь в снегу и печали, Лысый скрылся в прибрежных кустах, и какое-то время его судьба оставалась неизвестной. Вскоре он вернулся, втрое грустнее прежнего, и в одной его руке была чешуина размером со спичечный коробок, а в другой опять трехчастный спиннинг. Я бы посмялся, конечно, но понимал, что чинить оба удилища придется мне, и это сильно снижало градус юмора. Останки снастей и команды погружены в лодки и вот последний рывок. Пристань, выгрузка-загрузка, слякоть, грязь, дорога, придорожное кафе, опять дорога, дом…

Вот и все, такой вот случай.

P.S. После этого случая, Леха бросил пить и курить. Теперь катается на велике летом, на сноуборде зимой, тягает гири круглый год. Люто ненавидит алкоголиков. Но супер способности еще при нем.

Остальные участники экспедиции не сдались, не сломались, и продолжают свой трудный, тернистый путь.

P.P.S. В те края, мы еще через год, уже зимой приезжали. Так вот, легенда о четырех заезжих богатырях жива до сих пор. Люди узнают и переходят на другую сторону улицы. Уваажают.

P.P.P.S Доверчивый читатель может подумать, что все наши поездки это безобразные пьянки, бессмысленные и беспощадные как русский бунт. Это конечно не так. Все гораздо хуже…